— Мариночка, — заныла я в трубку, — что мы вчера устроили, а? Так неудобно… Хотя с другой стороны — повеселились классно.
— Ой, я давно так не смеялась! Но мы же не делали ничего непристойного, а? — Маринин голос тоже звучал несколько смущенно. — Честно говоря, я с трудом восстанавливаю в памяти вчерашнее событие. Мы слишком много всего намешали, надо было пить что-то одно.
— А почему ты у нас не осталась?
— А не помню. Надо было остаться. Кстати, если тебе нужно распечатать роман, то я найду компьютер.
— Какой роман? — оторопела я.
— Как какой? Твой. Ты вчера сказала, что написала роман покруче «Унесенных ветром», такой трогательный, сентиментальный — для женщин, и он у тебя на дискетах. Но ты никак не можешь его распечатать, потому что ни у кого нет времени на шестьсот страниц. М-да… Долго писала-то?
Вот на какую изощренную ложь я способна в пьяном состоянии! Интересное открытие. Я попросила Марину не беспокоиться — справлюсь как-нибудь сама.
А что сказать Сержу? Посвятить его, обладательницей какой информации я являюсь? Но ему сейчас не до меня.
Сергей собрался на очередную встречу с атомными продавцами, взял с собой газовый пистолет — девятимиллиметровый «рек-майами» — и оставил меня одну. Как будто ему может помочь газовый пистолет! У противной стороны, я ручаюсь, на вооружении танки и пулеметы!
А я снова отправилась на поиски свободного и стойкого к инфекции компьютера.
…Это что же такое! Москва буквально напичкана импортной техникой всех разновидностей, марок и конфигураций, но ни один человек не хочет распечатать мне пятнадцать страниц текста. Боятся вируса, как квалифицированные проститутки. Обошла три конторы и везде получила отказ. Счастье, что мой стойкий организм не предъявил наутро счет за вчерашнюю попойку: с похмелья, раздраженная новыми отказами, я была бы страшна.
На Кутузовском проспекте, выходя из здания, на пятом этаже которого работал в одной фирме знакомый программист, в прошлом — ответсек одной из районных газет столицы (он, как и предыдущие двое, отказался мне помочь), злая и нервная, я наткнулась на Вячеслава Петровича Тупольского. Слава Богу, хоть одно приятное лицо за это премерзкое утро.
Хотя сентябрь подкатил к двадцатым числам, солнышко стало припекать решило, наверное, порезвиться напоследок. Я взмокла в своей легкой белой куртке, которую надела в ожидании осеннего дождя, волосы кучковались на лбу влажными сосульками, настроение было отвратительным, и Тупольский оказался весьма кстати. От него веяло великолепной свежестью дорогого одеколона, глаза, как обычно, синели льдинками (я бы с удовольствием нырнула сейчас в ванну со льдом), борода напоминала о Деде Морозе из зимнего заснеженного леса. На фоне взмыленных теток в плащах и мужиков с прилипшими к спинам рубашками ВэПэ смотрелся компактным айсбергом с минусовой температурой поверхности.
Он схватил мою руку, горячую и липкую, словно заварное тесто, отсаженное на раскаленный противень, затряс ее так, что я задергалась, и повлек меня в ближайшее кафе — в сумрак и прохладу, к ванильному мороженому и ледяному вишневому коктейлю. Мужчина с деньгами — великое дело. Он всегда уместен и везде звучит.
Тупольский мне обрадовался. Мы не виделись около месяца, хотя он и засек меня в толпе меломанов в концертном зале, где мы слушали Первый концерт Чайковского. Не подошел, потому что я была с Мариной. Почему они все так ее не любят, несчастную?
ВэПэ рассказывал о своей фирме, о Светке, которую он отправляет в Англию учиться, я трудилась над мороженым и думала: попросить у него компьютер или нет? У него наверняка дома есть. Но тогда придется объяснять, что у меня там такое на дискете. Да и подло портить компьютер хорошему человеку. Ладно, пусть живет.
— Что же, Марина к вам заходит?
— Заходит, Вячеслав Петрович. Вчера вот зашла. Вы ее тоже не любите?
— Почему вы так решили? Просто она много лет была женой Дроздовцева, а после того, как мы узнали его подноготную… Я просто удивился, что вы нашли общий язык. Вы-то, конечно, с кем угодно найдете язык. Но вот Марина. Она старше вас, а женщины не любят находиться в компании, где они не могут претендовать на роль самой маленькой и любимой.
Петрович заметил, что я успешно расправилась с мороженым, поискал глазами за моей спиной, и к нему мгновенно подлетел сладкий и подобострастный официант.
— Татьяна, «апельсиновое суфле с плодами киви» — звучит красиво, но вполне может оказаться ерундой. Рискнете?
Я кивнула, и через минуту передо мной выросло сложное волнообразно-подрагивающее сооружение. Я прицелилась.
— Не знаю, что же делать со Светкой? Она лезла к Дроздовцеву и добилась своего — вы знаете, что он с ней сделал. Олег получил по заслугам. Но теперь Света совсем съехала с тормозов. Дроздовцеву выпала честь, так сказать, поднять шлагбаум, и теперь у меня в глазах рябит от Светкиных поклонников. Сегодня она с одним — завтра с другим. Неужели она со всеми ними, извините за выражение, спит?
Тупольский даже покраснел. Скромняга. Другой на его месте, не смущаясь, употребил бы гораздо более сильный и получивший повсеместное распространение глагол.
— А в Англии? Остается надеяться только на осмотрительность англичан и языковой барьер. А я ведь ей не отец, она в любой момент может послать меня к черту с моими нравоучениями.
Святая простота. Я даже перестала обрабатывать суфле. Да как же Светка его пошлет? Да она, словно вакуумная присоска, сама от него до конца жизни не отстанет. Света не дура и понимает, что без денег Тупольского она всего лишь заурядная девица, которых сейчас, красивых, длинноногих, в столице бескрайнее море.